Шахматный летописец отметил 80-летие. ХРОНОГРАФ-2023
Кто в шахматном мире не знает Генну Сосонко! Его эссе - это, пожалуй, лучшее, что написано в последние годы о шахматах. «Я знал Капабланку», «Мои показания», «Диалоги с шахматным Нострадамусом», «Конь Калигулы» и другие книги Сосонко, изданные в России, вошли в золотой фонд шахматной литературы и давно стали библиографической редкостью.
Блестящий слог, прекрасное знание предмета, способность держать читателя в эпицентре судьбы героя с первой до последней строчки. Независимо от того, является ли героем один из чемпионов мира по шахматам или известные сегодня, пожалуй, только узкому кругу питерских шахматистов с большим стажем чемпион Ленинграда с неординарной судьбой Евгений Рубан или непревзойденный мастер блица Генрих Чепукайтис по прозвищу Чип.
С Сосонко я познакомился на проходившем когда-то в Москве турнире «Звезды Кремля». Наши последние встречи происходили в Грузии, сначала на этапе Кубка мира в Тбилиси, затем на Всемирной шахматной олимпиаде в Батуми. Для организаторов любых турниров Сосонко, умеющий не только проанализировать позиции на шахматной доске, но и делающий это «вкусно», желанный гость на комментаторской позиции. Ведь он всегда обращает внимание не только на ходы, но и на тех, кто их сделал.
Как вспоминал в первом интервью Геннадий, в шахматы его научила играть мама. «В центре комнаты в коммунальной квартире в Басковом переулке прямо напротив печки-голландки стоял обеденный стол, покрытый выцветшей клеенкой, - рассказал шахматный маэстро. - Вечером после ужина на ней появлялась старая, потертая во многих местах доска, на которой мы и играли в шахматы. Фигуры были вырезаны из бумаги. Первый настоящий комплект появился намного позже».
В знаменитом шахматном кружке Ленинградского Дворца пионеров учителями школьника с Баскова переулка были такие корифеи, как Владимир Зак и Владимир Кириллов, Василий Бывшев и Александр Черепков. В свой последний школьный год Сосонко занимался шахматами в клубе им. Чигорина с Семеном Фурманом, будущим тренером Анатолия Карпова. В главный городской клуб Геннадий и пришел работать методистом после окончания географического факультета ЛГУ.
Уволиться с такой синекуры ему пришлось после того, как поработать в своей команде ленинградского мастера пригласил рижский гроссмейстер Михаил Таль. Помогал Сосонко на претендентском матче в качестве секунданта и Виктору Корчному. В СССР, где жизнь была строго регламентирована, Сосонко, более всего ценивший личную свободу, чувствовал себя неуютно. Он стал первым советским шахматистом, который в 1972 году, когда приоткрылось окошко для эмиграции, легально покинул СССР.
«Когда уезжал из Ленинграда, никакой ценности для тогдашних спортивных руководителей как шахматист я не представлял, - утверждал Сосонко в одном из интервью. - Мастер, далеко не самый сильный в стране, где шахматы были таким же предметом гордости, как космос, балет и хоккей».
Уже в Нидерландах, где Сосонко осел после отъезда из СССР, он вошел в число топовых шахматистов. Он даже входил в Топ-20 по рейтингу ЭЛО, дважды выигрывал престижный турнир в Вейк-ан-Зее и участвовал в межзональных турнирах. С 1974 года он играл за сборную Нидерландов на Всемирных шахматных олимпиадах и чемпионатах Европы, а с 1995-го стал капитаном команды.
Сосонко справедливо считался одним из лучших теоретиков своего времени. Он внес огромный вклад в развитие целого ряда систем каталонского начала, долгое время удерживая на плаву такую интересную, но крайне рискованную схему, как вариант дракона сицилианской защиты. Далеко не случайно его приглашали секундировать Таль и Корчной.
При этом, уехав из Ленинграда, он не принял чрезвычайно привлекательное в финансовом отношении для недавнего эмигранта предложения преподавать русский язык как средство общения с вероятным противником на курсах для выпускников университета, желавших вступить в армию Королевства Нидерландов.
«Русский язык там преподавал эмигрант первой волны, то ли князь, то ли граф, - вспоминал Сосонко. - Он уходил на пенсию, и мне предложили заполнить какие-то анкеты, чтобы принять участие в конкурсе на замещение вакантной должности. Через несколько месяцев, когда уже и забыл об этом, какой-то полковник сообщил, что моя кандидатура была рассмотрена, и в моих услугах очень заинтересованы. Предлагали фантастическое жалование, раз в восемь превышавшее тогдашний заработок журналисткой поденщиной и призовыми на турнирах».
Голландский полковник был искренне удивлен отказом. Он даже привел дополнительный аргумент. Мол, работая на их ведомство, можно гораздо быстрее адаптироваться в Нидерландах. Тем не менее, Генна настоял на своем.
Смену имени на более привычное для голландцев он объяснил так: «По-голландски меня сначала вообще называли Хейна. Решил, что нужно все-таки приблизить имя к оригиналу, и добавил в середину еще одну букву «н». Даже не надеялся, что когда-нибудь оно будет напечатано на русском языке. Сейчас возвращаться к первоисточнику уже поздно. Тем более что Генна, живущий в Амстердаме, лишь отдаленно напоминает Гену, уехавшего больше чем сорок лет назад из Ленинграда».
Сосонко вернулся в свой родной город на обложках лучших на сегодняшний день шахматных эссе. «Всегда был неравнодушен к прошлому, тем более теперь, когда его стало много больше будущего», - такой эпиграф поставил он к одному из них. Закончить материал о юбиляре хотелось бы еще одним его афоризмом: «Глядя на шахматы сегодняшнего дня, можно сказать, что их настоящее неопределенно, будущее тревожно, и только прошлое блистательно навсегда».
На прошлой неделе Сосонко исполнилось 80.
Борис ХОДОРОВСКИЙ.