ХОККЕЙ. Легендарные имена
В субботу, 18 января, исполняется 85 лет со дня рождения Александра Альметова. Хоккеиста, которого считал эталоном Валерий Харламов и которому посвящал стихи Андрей Вознесенский, а частично его образ - доброго, но совершенно не приспособленного к жизни Сергея Гурина - перенес в свой фильм «Москва слезам не верит» Владимир Меньшов.
Тройка академиков
К сожалению, жизнь Альметова четко разделилась на две половины - до и после. Почти поровну. Первая - в хоккее, сделавшая его легендой, завершилась очень рано, в 27 лет. А вторая - получилась очень драматической.
Но это никак не может очернить образ этого великого нападающего, скорее, тут приговор системе тех лет, которая пережевала и выплюнула его на обочину жизни, как и многих больших талантов той эпохи.
Чтобы объяснить современному болельщику, что представлял из себя Альметов на льду, то можно для примера соединить Овечкина с его неотразимым и точным броском и Никиту Гусева с его видением игры и умением делать передачи, которые оставляют в дураках всю команду противника.
И вот, сложив нескладываемое, получится «Легенда № 9». Именно под таким номером он выходил на площадку. Как и кумир его юности - Всеволод Бобров.
А еще именно с приходом Альметова в ЦСКА, по сути, и образовалась первая великая тройка в истории советского хоккея.
Его партнеры по звену Локтев и Вениамин Александров были старше по возрасту и уже были хорошо известны болельщикам. Но только с появлением 19-летнего Александра родилась действительно что-то феноменальное, ранее невиданное.
«Главным было то, что с тпоявлением альметовского звена утвердилась манера игры тройки, в которой взаимозаменяемость, разнохарактерность хоккеистов обеспечили очень высокий уровень комбинационности», - вспоминал Вячеслав Старшинов.
«Все трое видели поле значительно шире, чем другие хоккеисты. Все трое быстрее, чем другие, оценивали обстановку, находя решение, наилучшее из всех возможных. Рассчитывали мгновенно не только свои ходы, но и точно предвидели предполагаемые контрмеры соперника», - такие уже эпитеты выдавал Анатолий Тарасов.
По воспоминаниям «отца русского хоккея», он заприметил юного таланта еще в возрасте 15 лет. Специалист уже тогда оказался поражен катанием, владением шайбы и броском молодого форварда и настоял, чтобы его приняли в свое «братство» авторитетные Локтев и Александров.
Правда, сам Локтев настаивал, что именно он уговорил старшего тренера отправить к ним юного Сашу - вместо выходившего с ними ранее Александра Черепанова. Но это уже неважно.
Важнее, что тройка с приходом Альметова заиграла почти сразу так, что ею оставалось только любоваться. Интеллектуальный хоккей, в котором умение мыслить, анализировать, принимать нестандартные решения ценилось так же высоко, как и высокая скорость, отличная техника и бомбардирские способности.
Связка трех хоккеистов превратилась в культовую. Ее называли «гроссмейстерской тройкой», «тройкой академиков» или «тройкой эталон».
«Точка Альметова», которая наводила ужас на вратарей
Впрочем, с бомбардирскими качествами у того же Альметова все было в порядке. Вскоре после его дебюта появилась выражение «точка Альметова» - эквивалент нынешнему «офису Овечкина». Только бросать армеец любил из места, расположенного чуть ближе к центру зоны.
Все вратари о «коронке» Александра знали, понимали, прокручивали в голове, что передача пойдет именно в эту зону, а потом - бросок. «Но он же Альметов», - как иронично говорил один из лучших голкиперов 60-х Виктор Зингер, выступавший за «Спартак».
С его слов, броски Александра были настолько неудобными, что ни клюшкой, ни щитком шайбу не отразишь.
При всей своей неброскости на льду Альметов по средней результативности (а это все же наиболее объективный параметр оценки форварда) превосходит и Локтева, и Александрова.
Мало того: Альметов вообще четвертый бомбардир в истории отечественного хоккея - вслед за Бобровым, Шуваловым и Гурышевым. Да и сам показатель его средней результативности - 0,922 шайбы за матч - говорит о многом.
При этом «центр» ЦСКА всегда старался в первую очередь играть на партнеров. Хитрющий, всегда ставящий соперника в тупик, он не передерживал шайбу в мучительных поисках наилучшего решения - находил их мгновенно. И еще прекрасно отрабатывал и в обороне, хотя никогда не любил силовой борьбы.
В составе сборной «звено академиков», да и на всем мировом хоккейном небосклоне, доминировало, пожалуй, четыре года - с 1963-го по 1967-й, добыв золото на Олимпиаде в Инсбруке и на трех подряд чемпионатах мира.
Могло ли быть больше? Наверняка, но после чемпионата мира-1966 в Любляне в 33 завершил карьеру Локтев, а спустя год и Альметов - в 27. В таком возрасте многие современные хоккеисты еще ходят в подающих надежды.
Что стало окончательной причиной такого раннего прощания с хоккеем, никто уже точно не скажет. Ходили разговоры, что у «номера 9» давно уже возникали проблемы с режимом, и очередной загул, летом, после мирового первенства, все решил.
Но с этим, например, категорически был не согласен Николай Эпштейн.
«Саша мог играть и дальше. А то, что выпивал, - так все выпивали. Днем - напряженные тренировки, большие нагрузки, а вечером - 200 граммов для расслабления. Просто Альметов был звездой. И требования к нему Тарасов предъявлял повышенные».
«Я увидел ЦСКА по телевизору и расплакался»
Но сам Тарасов утверждал, что не хотел его ухода. В одной из своих книг писал: «Встал на колени перед Альметовым, чтобы тот остался в хоккее. К сожалению, не смог удержать».
Сам Александр тоже потом говорил, что ушел по собственной инициативе.
«После победы на чемпионате мира в Вене слухи о моей веселой жизни дошли до руководства ЦСКА. А поскольку я полностью упустил летнюю подготовку, Тарасов постоянно говорил мне, что мало я тренируюсь, недорабатываю. Все еще можно было поправить, но в меня словно бес вселился: «Все, заканчиваю играть!». Сказал в сердцах, не подумав, ничего не взвесив. Уговоров от Тарасова не последовало, и чемпионат СССР 1968 года ЦСКА начал без меня. Когда увидел свою команду по телевизору, заплакал», - рассказывал он через два десятилетия.
Новая жизнь ему действительно не отвесила ничего хорошего. Тренером работать не захотел, только немного попробовал себя в куйбышевском СКА (сам признавался новым друзьям: «Из меня тренер - как из телевизора наперсток»).
Образования высшего не сумел получить, армейская пенсия (уволился в звание капитана) достатка не сулила.
Поэтому перебивался, как и чем мог. Работал в котельной, спортивным инструктором, подсобным рабочим, тренером фабричной команды, дежурным в Краснопресненских банях (разносил клиентам пиво) и даже копателем на Ваганьковском кладбище. Недолго, меньше года, но это стало известно общественности.
И вскоре из-под пера Вознесенкого вышли строки: «Великий хоккеист работает могильщиком. Ах, водка-матушка, ищи меня на дне... Когда он в телевизорах магичествовал, убийства прекращались по стране».
Побороть тягу к алкоголю до конца жизни Альметов действительно так и не сумел, хотя очень старался.
Пытался начать новую жизнь в Америке, уехав туда в 1992-м с женой. Но обратно вернулся через полгода, уже один. Жить на чужбине не смог, как и устроиться на работу - любой житель Брайтон-Бич старался «поднести ему стакан», когда узнавал перед собой великого хоккеиста.
Скончался Альметов в том же 1992‑м, от пневмонии, один, в заброшенной квартире - там его лишь иногда навещали случайные знакомые. Не дожил до 53 лет. Похоронен на Ваганьковском кладбище, где когда-то рыл могилы, рядом с Эдуардом Стрельцовым.
Игорь ГУРФИНКЕЛЬ.