Хоккей. Имя на афише
Один из самых колоритных хоккеистов последнего двадцатилетия в России - защитник Алексей Семенов. С его ростом, почти 2 метра, он мог стать заметным баскетболистом. Но выбрал другой вид спорта, где до сих пор на виду не только из-за габаритов - уроженец Мурманска, давно проживающий в Петербурге, - один из самых жестких игроков обороны в нашем хоккее. При этом тафгаем себя не считает, хотя даже в НХЛ не боялся принять вызов у настоящих профи.
СКА играл в русский хоккей, только ходило на нас по 500 человек
- Алексей, Петербург для вас давно стал родным?
- Бабушка жила в Петербурге, куда переехала из Мурманска. И мы ездили к ней каждое лето на машине отдыхать - на дачу. И так потихоньку я знакомился с Питером. В том числе и в хоккейном плане. Когда же время пришло - осел в городе на Неве после «Крыльев Советов».
- Это был сезон 1997/98.
- Да, сезон отыграл в «Крыльях», а летом позвонил агент и спросил, не хочу ли я с Никитой Алексеевым (он тоже родом из Мурманска) встать на драфт Канадской юниорской лиги. Мы ответили: «Почему бы и нет?» И нас выбрали в первом раунде.
- Что сейчас о СКА вспоминаете? Были смутные времена.
- Почему смутные? Я бы не сказал, было довольно интересно. Команда у нас была хорошая, и мы демонстрировали русский хоккей. Понятно, что сейчас СКА - один из топовых клубов России, а тогда ходило на нас по 500 человек: на стадион на «Ждановке» или в «Юбилейный».
- Борис Михайлов, возглавлявший тогда СКА, - знаковый тренер в вашей карьере?
- Да, конечно. Борис Петрович мне много помог, и спасибо ему - он один из лучших тренеров, с кем я работал.
- Как он относился к молодежи в те годы? Михайлов ведь достаточно жесткий человек.
- Да, жесткий, но к молодым относился хорошо. Подшучивал над нами, однако дал много в хоккейном и жизненном плане.
- Для вас НХЛ уже тогда была в мечтах?
- Когда еще играл в «Крыльях Советов», я даже не думал об НХЛ. Для меня пробиться в главную команду - уже предел мечтаний. Когда попал в СКА и там тоже добрался до «основы» - тоже было огромным достижением. Только, когда уехал в Канадскую юниорскую лигу, начал уже всерьез интересоваться НХЛ. Пришло понимание, что там другой хоккей, другая лига, другая жизнь. Потихоньку привыкал в клубе «Садбери». Стал осознавать, что попасть в НХЛ для меня - действительно высшая ступень в карьере.
- Для вас было важно, какой клуб выберет на драфте НХЛ?
- Могу признаться честно: из всех команд я не хотел попасть именно в «Эдмонтон».
Никогда не боялся драться, но при этом не был тафгаем
- Почему? Из-за холода?
- Не знаю точно, почему мне не нравился «Эдмонтон». Наверное, потому, что холодно и находится неизвестно где (смеется). Я был рад, что меня выбрали в начале второго раунда, но все-таки когда права на меня перешли «Ойлерз», посмотрел косо на своего агента. Но когда я попал в клуб, все оказалось на высшем уровне. Ко мне все прекрасно относились в этой организации: и менеджеры, и тренеры, и игроки.
- Проверку на «вшивость» быстро вам устроили? Учитывая ваши габариты, наверное, каждый хотел поставить этого русского новичка на место?
- В юниорской лиге меня начали уже в первой игре проверять, набрасываться, тестировать, называли по-разному.
- При этом вы никогда не были бойцом.
- Не был, но никогда не отказывался принять вызов, вступить в бой.
- Самый страшный кулачный поединок для вас какой?
- Наверное, первый, для меня это была вторая игра в НХЛ. Мы играли в Сан-Хосе, кто-то толкнул меня за воротами, и я ответил. И тут вижу, что ко мне бежит кто-то огромный, им оказался Шон Торнтон, тафгай этой команды. Я раз в него попал, два попал - думаю, как хорошо все у меня выходит...
- Действительно, выиграть бой у тафгая...
- И тут Шон резко меняет руки и попадает мне с левой в лицо. Не сильно, но прицельно. Мы падаем вдвоем, но так как он схватил обе мои руки, то я лицом упал прямо в лед, рассек себе нос и лоб. Когда встал, все лицо было в крови. Надо было видеть Женю Набокова, когда я проезжал мимо него. Потом он сказал мне: «Когда увидел твою физиономию, даже не понял, кто это». Мне сразу наложили швы на лоб и нос в медкабинете, и я еще успел доиграть этот матч.
- Наверное, поняли, что на площадке сразу нужно выделять тех, кто умеет профессионально драться?
- Я никогда не боялся драться. Никогда не лез первым, только когда заступался за партнеров. Никого не провоцировал, не нападал сзади. Но когда противник предлагал сбросить перчатки, то не отказывался.
Приехал в «Эдмонтон», и тренер сказал: «Дружище, мне от тебя очки не нужны!»
- Как адаптация проходила в Северной Америке? Легко ли все давалось?
- После Юниорской лиги я уже выучил язык, адаптировался. Конечно, стало проще. Только пришлось столкнуться с другим хоккеем. В Лиге «Онтарио» я очень много набирал очков, выиграл звание лучшего защитника года - «Макс Камински Трофи», забил 21 гол, набрал более 60 очков. А когда я поехал в «Ойлерз», то ко мне подошел тренер и сказал: «Дружище, мне от тебя очки не нужны! Я буду тебя ставить против форвардов первых звеньев: Сакика, Федорова, Форсберга, Айзермана - они должны бояться против тебя играть. Бей их, забирай шайбу, начинай атаку». Два-три года провел в таком стиле и забыл весь хоккей, в который играл в «юниорке».
- Насколько в этот момент было сложно наступить на горло собственной песне?
- Думаю, практически та же история, что и с Назаровым. Если бы сказал: нет, не буду, я - игрок другого амплуа, может быть, меня в НХЛ и не увидели. Отправили бы в фарм-клуб, и сидел бы там, пока не уехал в Россию. Мне сказали: нам нужен игрок такого стиля, я ответил: нет проблем!
- Заокеанские тренеры сильно отличаются от тех, с которыми вы работали в России?
- Да, прежде всего по менталитету. И у них там кругом системный хоккей. Ты отдаешь пас и уже знаешь, где будет твой партнер. Сейчас к этому и в России приходят, но до этого был настоящий русский хоккей, где было по пять-шесть закатов, где крутили, вертели. Ребята все техничные. Совсем по-другому...
- К чему вам было сложнее всего привыкнуть в НХЛ?
- Когда я уезжал из России, там еще были огромные площадки. Приехал в Северную Америку, там коробки маленькие, скорости огромные. Нужно очень быстро соображать. Отдал, открылся. Если не привыкаешь, то тяжело играть.
Во «Флориде» от меня требовалась взрывная скорость
- Малахов рассказывал однажды, что забыл выкинуть шайбу через борт в игре. И всю последующее тренировку он швырял ее до изнеможения. У вас было нечто подобное?
- Да, было. И выбрасывать через борт приходилось, и тренироваться с резиновыми шайбами. Тренеры меня учили блокировать броски. Все это я проходил!
- Насколько быстро поняли, что «Эдмонтон» - это потолок и нужно что-то менять?
- Я в потолок не упирался. Наоборот, там процветал. Меня немного подвел локаут, который провел в СКА. Воспалилась спинная грыжа, и мне реально было тяжело играть в тот год. Практически весь сезон провел на уколах, и когда вернулся в «Эдмонтон», не смог до конца реабилитироваться. Потом меня обменяли во «Флориду», и вот там уже был непонятный хоккей…
- В чем это заключалось?
- Сначала и там было все неплохо, но потом пришел тренер Жак Мартен. Кстати, меня поменял из «Ойлерз» Майк Кинэн. Мартен как-то вызвал меня к себе в тренерскую. И начал монолог: «Что я могу сказать тебе? Вроде все у тебя есть: катание, бросок, пас отдать можешь, в силовой игре хорош. Нет у тебя только одного, что мне нужно!» Я спрашиваю: «И чего?» Он отвечает: «Взрывной скорости».
- Оригинально.
- То есть компонента, который характерен для хоккеистов меньших габаритов. Я говорю: «Вы ничего не путаете? У меня рост 2 метра, вес 115 кг. У меня никогда не будет такой взрывной скорости, как у маленьких нападающих». Но коуч окончательно ставит меня в тупик заявлением, что ему от меня нужно только это! И все... У нас с Мартеном так и не сложились отношения. Я долго с ним спорил, потом уехал играть в Россию.
Игорь ГУРФИНКЕЛЬ.